 Из личных дневников Левинтовых Н.Г. и В.А.
Из личного дневника Левинтова Николая Григорьевича
(Ранее не публиковался)
…22 июня группа выпускников университета готовилась к последнему государственному экзамену по истории античного мира. О войне узнали к полудню.
23 июня экзамен не был длительным; торопились и принимающие, и сдающие. Принимал профессор С.И. Коваль, а среди нас сидел его сын, которому предстояло назавтра с ополченцами отправиться на фронт. После экзамена сразу почти всем курсом вступили в ряды 4-й дивизии народного ополчения. Но с однокурсниками я не попал, так как во время отбора крепких, сильных и спортивного вида ребят меня спросили, есть ли шрамы или порезы на теле, а у меня была операция аппендицита, и поэтому сказали, что для этой группы я не подхожу. Так я остался ждать повестку. Но меня брала обида, что один за одним уходили мои друзья, а я оставался невостребованным. В очередной раз пришел в военкомат, и меня уже оттуда отправили на сборный пункт. В июле 1941 года я был назначен командиром отделения 1 стрелкового полка 3 дивизии народного ополчения ЛАНО. В боях участвовал с августа 1941 по 6 мая 1945 года.
Мне пришлось испытать всю горечь отступления, потери друзей. Но и в первые дни войны мы верили, что наступит время, когда остановим врага.
Ленинград! Один из красивейших городов мира. Произведения архитектуры, живописи. Скульптуры, чудесные памятники, прекрасные сады, парки и музеи города являются гордостью нашей страны. Для нас потеря Ленинграда во всех отношениях была бы серьезным осложнением стратегической обстановки. В случае захвата города врагом и соединения здесь германских и финских войск нам пришлось бы создавать новый фронт, чтобы оборонять Москву с севера. Кроме того, мы потеряли бы мощный Балтийский флот. Никто не мог предвидеть, что городу предстоит 900 дней беспримерной героической борьбы с врагом и голодом.
Среди тех, кто насмерть стоял под Пушкином, под Пулковом, Красным Селом, был и я. 29 августа в районе Красного Села я получил осколочное ранение в обе лопатки.
Положение Ленинграда с 8 сентября стало крайне опасным. Начались бомбежки и варварские артиллерийские обстрелы города. Обстановка становилась день ото дня напряженнее. По приказу «легендарного наркома» Клима Ворошилова с щемящей болью в сердце приходилось выполнять задание — минировать все ленинградские мосты, и как все участники этого секретного «действа» облегченно вздохнули, когда приехавший на смену Ворошилову Жуков тут же отменил эту варварскую затею.
22 сентября под Стрельной я был ранен в бедро и попал в госпиталь. К нам в госпиталь поступало очень много раненых, естественно, мы интересовались, откуда, с какого места прибывают. И вот мы услыхали слова «Невский пятачок», и каждый раненый говорил, что побывал в аду. Но враг наступал, и выздоравливать было некогда. Получив увольнительную на сутки, я пошел навестить родных, которые оставались в Ленинграде. Это была последняя встреча с отцом, во время эвакуации он умер в 1942 году в Великом Устюге. Сестра собрала мне рюкзак, положила туда сменное белье, тёплые носки и ещё кое-что по мелочи.
И вот мы, выздоравливающие после ранений, попали для пополнения на Невский пятачок. Когда мы прибыли в часть, то толком даже не было списка, кто откуда, что умеет. Командир спросил, кто грамотный, здесь пришлось сказать, что я с образованием. Посадили составлять список, а мешок я поставил рядом. Так вот, пока я писал, мешок у меня из-под носа увели, так мне и не удалось попользоваться домашним скарбом.
Рядовым солдатом начал я свой боевой путь в 169 стрелковом полку 86 дивизии. Сентябрь 1941 года. Фашистам удалось перерезать все наземные пути, связывающие Ленинград со страной. Враг пытался форсировать Неву в районе Островков, Кузьминок и других населенных пунктов. Но все его атаки не достигли цели.
В ночь с 19 на 20 сентября, соблюдая строжайшую тишину, из района Невской Дубровки отошли от берега лодки первого эшелона. На них — бойцы батальона под командованием старшего лейтенанта В. Дубика из 576-го стрелкового полка. Зацепившись за берег, рота, которой командовал лейтенант Фефелов, ворвалась в траншеи гитлеровцев. Ни днем, ни ночью не прекращались ожесточенные бои. На помощь стрелкам переправились батальоны бригады морской пехоты. Так появился на штабных картах плацдарм, названный «Невским пятачком».
На плацдарм прибывали новые силы — в конце октября высадились 265-я, 20-я, 86-я стрелковые дивизии, в начале ноября 168-я, 177-я, 10-я, три коммунистических полка и другие части. 20 ноября я переправился на «Невский пятачок», и с этого дня сократились нормы на хлеб. Рабочие стали получать в день 250 граммов хлеба, служащие, иждивенцы и дети — 125 граммов, войска первой линии, личный состав боевых кораблей, летно-технический состав — 500 граммов, все остальные воинские части — 300 граммов. В блокированном Ленинграде начался голод.
Я попал в роту к Соколову. С тех пор как люди оказались на этом плацдарме, они словно стали кротами. Передним краем было всё — от воронок и наскоро вырытых «лисьих нор». В которых обитали бойцы, до командных и наблюдательных пунктов полков и дивизий. Разница была лишь в том, что командиры полка или дивизии могли позволить себе зажечь плошку, в жиру которой плавал коптящий фитиль, а солдаты в своих «норах» жгли подобранные куски порванного телефонного кабеля и были чернее негров. Изголодавшиеся, истощенные до последней степени, они тем не менее не могли получить вовремя даже сухарь или кусок хлеба и оставались без еды по двое и трое суток. С трудом переправленные походные кухни в тот же день фашисты разбивали, и те редко существовали двое суток. Тонули в Неве подносчики пищи с термосами. А часто бывало и так: только боец дрожащими руками подносил ко рту котелок с холодной бурдой, как ничком падал на землю, опрокидывая пробитую посуду.
В условиях непрерывных боев на крохотном плацдарме вновь назначенные командиры не имели даже возможности как следует ознакомиться с обстановкой и людьми. Каждый день мы продолжали вести бои на плацдарме.
24 ноября я получил осколочное ранение в области правой стороны груди, но лечился не в госпитале, а в медсанбате № 14. Это было одно из наших последних наступлений. Прорвать оборону врага нам так и не удалось. С середины декабря мы перешли к обороне.
Почти вся моя фронтовая жизнь была связана с городом Ленина на Неве. На знаменитом «пятачке», который простреливался со всех сторон фашистами, я находился четыре месяца, а «пятачок» жил семь месяцев, мне просто повезло, что в мае я попал в медсанбат с контузией.
На Невском пятачке в воронке от снаряда 21 января 1942 года я вступил в партию. Как и все комсомольцы роты, я хотел идти в бой за Ленинград коммунистом. И через два часа из четырех товарищей, ставших коммунистами, в живых я остался один.
Ленинград выстоял, враг не вошёл на его улицы. Это была победа, замечательная, первая великая победа, потому что войска Ленинградского фронта защищали его в тяжелейших условиях. На фронте было голодно, была дистрофия, были голодные обмороки, не хватало боеприпасов. Но город жил и боролся. От недоедания умирали даже бойцы нашего подразделения, ведь многие были из госпиталей.
В самый трудный период блокады мы твердо верили, что победа будет за нами. Это было голодной зимою 1941-1942 гг. Мой ум упорно работал только в одном направлении — его заполняли видения ранее съеденных мною яств. Но, пожалуй, больше я мучился, вспоминая недоеденные когда-то остатки котлет, бифштексов, а особенно кашичных и макаронных гарниров, которых я терпеть не мог. «Идиот, — думал я, — слепой дурак, как ты не замечал особого, непередаваемого аромата каши… Каши! Каши!» — мечтал я. Но дважды в сутки жиденькая баланда неумолимо (ах, как её было мало!) разбивала все мечты. Вот так у меня из души появилось стихотворение «Гимн пшенной каше».
Мы сражались на Невском пятачке. Всем было трудно. И особенно трудно женщинам. Наши медицинские сёстры не спали ночами, операционные сёстры не снимали перчатки по 48 часов. А о какой нравственной высоте и силе духа говорит хотя бы тот хорошо мне известный факт, что в нашем 14-м медсанбате за всю голодную зиму 1941-1942 гг. не было даже попытки утаить или присвоить хотя бы часть питания, предназначенного раненым.
Основные боевые действия развернулись в январе-апреле 1942 года. За три месяца наступательных операций с плацдарма на левом берегу Невы наши соединения нанесли значительный урон противнику, но и наши 115-я, 20-я, 10-я, 86-я, 168-я, 177-я и 265-я дивизии, три коммунистических полка, 4-я отдельная бригада морской пехоты, 107-й отдельный танковый батальон и 11-я стрелковая бригада понесли большие потери. Мы получили приказ, что 86-я дивизия остается в обороне, а все остальные дивизии должны переправиться на правый берег.
В начале января 1942 года советские войска перешли в наступление. Но нас постигла неудача. Почти всю зиму, а затем и весну мы пытались прорвать кольцо ленинградской блокады, нанося удары по нему с двух сторон: изнутри — войсками Ленинградского фронта, и снаружи — Волховского, с целью соединиться после удачного прорыва этого кольца в районе Любани. Но ещё силы были неравные.
В марте месяце меня вызвали в штаб дивизии, и вот мне пришлось идти на правый берег через Неву. Добрался я благополучно, но на довольствие меня там не поставили, а я знал, что уходя из роты я в землянке оставил сухарь. Так как очень хотелось есть, я пошел назад в роту и опять через Неву, которая находилась под постоянным обстрелом. Дойдя до середины реки, я попал под минометный обстрел. Осколок мины проскочил у меня между ног и, пробив лед, ушел в воду. Но самое обидное было то, что, добравшись до роты, я не обнаружил оставленного сухаря, его съели мои товарищи. Если бы вы знали, какой я был злой в тот момент! И вот снова, рискуя жизнью, я пошел через Неву в штаб дивизии…
4 апреля 1942 года получили распоряжение приготовиться к выходу, начали сниматься, упаковались, сложили всё на волокуши. Проходит час, проходят два. Волокуши занесло снегом, а в голове мысли: «Куда же в бой? За Ладогу? А вдруг в Ленинград?» Кажется одно лишь, что не на левый берег. Но, впрочем, каждый раз, когда куда-нибудь собирались, то непременно поглядывали на левый берег. В тревожно-приподнятом настроении я побежал к другу Юрию О. Проститься. Он тоже почувствовал, что, может, больше мы не увидимся, и дал мне десяток папирос — эту редкость он получил из Ленинграда, а я разразился импровизацией на память и посвятил ему стихотворение «Другу Юрию».
Медаль за апреля 1942 года я был назначен политруком роты.
22 апреля 1942 г. Сижу на партсобрании. Маменька родная! Какие же все болтуны. Каждый считает, что именно он говорит основное и важное, и все повторяют друг друга. Три часа болтовни, а Медаль за минутy энергичной зарядки дали бы в сто раз больше пользы. И откуда у батальонного комиссара берётся такая наглость, придя к нам в первый раз, учить нас, то есть с видом учителя лить общую водицу. Язык наш — враг наш. Наш лозунг должен быть — меньше слов, больше дела.
24 апреля. Сегодня снимаемся с этого участка и переходим в эшелон. И хочется, и колется. Но не чувствую я романтики войны. О, я неисправимый романтик, мечтатель, фантазер, своеобразный Обломов. Мало во мне внутренней стойкости. Это на войне, а особенно в политработнике, главное.
…Уже май. 1 мая как раз снова меняли расположение. Нас сменил новый полк, а мы ушли почти на старое место, справа от бумкомбината. В дороге задержались — отстали, ночевали в бане. (Никогда не устану повторять: баня — это величайшее завоевание цивилизации. Баня зимой на фронте была очень редким удовольствием. Вши интенсивно размножались и зверски кусались. Варенька даже сожгла мой полушубок, так как он кишел вшами). Были в штабе дивизии, но даже там никто не знал, где наш батальон. Приказ № 130 немного обрадовал: закончить войну в 1942-м. Значит, воевать осталось только восемь месяцев — утопия.
Что было за эту декаду? В апреле 1942 года на Неве начался ледоход. Он отрезал гарнизон «пятачка» от правого берега. Гитлеровское командование воспользовалось этим и решило ликвидировать невский плацдарм. Оно бросило сюда крупные танковые и пехотные части. После сильной бомбежки и артиллерийской подготовки началась атака. Несмотря на отчаянно трудное положение, защитники «пятачка» дрались за каждый метр родной земли. Все они выполнили свой священный долг перед Родиной до конца… 29 апреля 1942 года здесь смолкли последние выстрелы. «Невский пятачок» пал.
«Пятачок», при одном воспоминании о котором волосы седеют, «пятачок», за который полегли тысячи и тысячи… Там погиб весь 330-й полк, наверно, Соколов и многие другие. Я полностью бессилен описать наши дни на «пятачке». Ну что это такое? У каждой переправы бурлила красная вода — это слова, а вода красилась от нашей крови, бурлила от мин и снарядов, падавших на неё дождем, от наших тел, танков, идущих по её дну. А мы упрямо переходили реку и держали этот проклятый богом «пятачок».
С 10 июня я занимался составлением истории 169 стрелкового полка. Это работа не историка, а литератора. Она мне была не по душе. Но уже написанной она мне понравилась.
С 3 августа я в медсанбате политруком. 4-6 августа МСБ и СД меняли дислокацию на Сельцы. Стоим на берегу озера. Спим на сеновале, сегодня переезжаем в палатку.
Обнаружил, что медицинские сестры ходят потихоньку купаться на озеро. Лейтенант Петрова нарушила дисциплину, наделала много глупостей — ушла купаться, и, конечно, это обнаружилось. Надо было идти на соревнования, а её и её подругу искали по всему санбату. Подняли такой хай, что страшно было за них. Комиссар очень строгий, при первом же удобном случае откомандирует.
25-28 августа выехали из Сельцов. Едем первым эшелоном. Расположились в селе Рыбацкое, Ново-Саратовка — это Володарский район.
4 сентября. Уехали из Ново-Саратовской колонии.
6 сентября. Уехали из Усть-Словянки, едем в Б. Манушки. В-общем, возвращаемся с гастролей.
9-13 сентября. Горячие дни боевой операции. Работает группа усиления. Попытка форсирования Невы прошла неудачно. В МСБ работы очень много — врачи и сёстры сутками не выходят из операционной.
26 сентября началась вновь операция. В 2 часа ночи одновременно началась переправа 86-й, 70-й стрелковых дивизий, 11 бригады и ряда других частей. Удачно переправился лишь 169 стрелковый полк в районе левее Арбузова. 330-й стрелковый полк, который должен был идти вторым эшелоном, в этот день не переправился. Во время переправы главным образом били автоматчики с берега. По высадке их часть истребили, частично они бежали. 169-й полк занял без боя три линии траншей, из которых немцы в панике удрали. На другой день, то есть 27-го, вновь пытались переправиться, но немцы уже очухались и били свирепо по переправам. На левый берег переправилось одно орудие с расчетом Дейкина. Немцы ужасно бомбили и пускали танки, около 5 штук.
28 сентября. Сегодня положение нелегкое. Раненый Лапкин рассказал мне, что положение угрожающее. Осталось всего человек 60, начальник штаба Пуговкин убит. Не хватает, а точнее, совсем нет патронов и гранат. Орудие противотанковой обороны подбито, к единственному пулемёту нет патронов, как нет и противотанковых гранат. А немцы уже пускали первый раз три танка и второй раз пять. Единственное, что поддерживает, — это огонь с правого берега. Радиосвязь держится хорошо, если не подбросят людей и снарядов, все погибнут.
Ленфронт пока прислал лишь с десяток поздравлений. Кажется, что все-таки 70-й и 330-й стрелковые полки частично переправились.
Погода сегодня отличная, и немецкая авиация зверствует. Затирает переправу, о чем говорит недостаток патронов и средств и огонь немцев.
Подольский держится отлично. Очень жаль мне погибших. Ранен Самойлович, Филин. Убит Боткин и многие другие. Что же будет дальше?
Вечером прислали младшего политрука, девушку, временно, но я полагаю, что это по мою душу, за мной на «пятачок». Уверен лишь в том, что чуда два раза не бывает. Уцелел в прошлом году — теперь наверняка погибну. Но чем же я лучше других тысяч?
29 сентября. Сегодня прибыл раненый Подольский, военком 169 стрелкового полка, он более или менее обрисовал положение полка. Полк оказался без соседей справа. Три дня вели бои в траншеях, многие погибли: Трофимов, Пермитин и др. итак, 169-го полка больше не существует. Уехали в тыл Смородкин, Подольский (ранены) и ещё несколько раненых. И не будь я в медсанбате, был бы уже труп. Но это ещё не исключено, а скорее наоборот.
Чтобы избежать излишних потерь, командование приказало отвести войска в исходное положение. Когда все войска были уже эвакуированы, разведка, высланная с наступлением рассвета 9 октября 1942 года в район Московской Дубровки, противника не обнаружила. В связи с этим на левый берег Невы была переправлена усиленная стрелковая рота 70-й стрелковой дивизии, которая заняла плацдарм: справа овраги севернее Арбузова. Главный положительный результат наступательных действий войск Ленинградского и Волховского фронтов — полный срыв немецкого плана захвата города Ленина.
В октябре дивизию вывели в резерв фронта, пополнили её поредевшие подразделения. Началась боевая учеба. Упор на занятиях делался на наступательный бой. Надо сказать, что такого опыта у нас было недостаточно.
Передислокация дивизии и медсанбата в район Березовки. Чудесное место — левитановские пейзажи золотой осени.
В октябре 1942 года была сформирована на базе Невской оперативной группы 67-я армия, в которую вошли 45-й гвардейский полк, 46-я и 86-я стрелковые дивизии, 11-я, 55-я стрелковая бригады, 35-я лыжная бригада, несколько пулеметно-артиллерийских батальонов, два танковых батальона. Начались трудные тренировки. Ротами, батальонами, полками. Они вошли в расписание, как утренние физзарядки. Обращали особое внимание на согласованные действия пехотинцев, артиллеристов и сапёров как при блокировке отдельных дотов, дзотов, так и при прорыве всей укрепленной полосы обороны противника. Мы обучали наших людей стремительному, за 5-6 минут, преодолению водных преград шириной 500-600 метров, разминированию минных полей и проволочных заграждений.
В начале декабря 1942 года Ставка Верховного Главнокомандования утвердила план операции по прорыву блокады Ленинграда. Операция готовилась скрытно. К разработке планирующих документов допускался строго ограниченный круг лиц. Об операции запрещалось говорить по телефону, вести переписку. Необходимые распоряжения отдавались только устно. Перегруппировка и сосредоточение войск производились в ночное время.
9 января 1943 года. В условиях войны мой мозг окостенел, а историческая глубина исчезла. Многое проходит вне моего внимания. Например, телеграмму Рузвельта Дарлену я никак не расценил. А за ней скрывалась проблема (попытка) дарламизации Европы, направленная как против СССР и грядущей революции, так и против Англии.
Пропустил без внимания фразу т. Сталина в ответе, что у СССР сил не меньше, чем у стран, претендующих на мировое господство. Но ведь на мировое господство претендует в данный момент только Германия. Почему же не сказано Германия?
Во всем этом скрывается серьезное предупреждение нашим союзникам. Одна эта фраза должна раскрыть глубину противоречий.
Декларация об Аргентине. Декларация о недействительности сделок на собственность в оккупированных и нейтральных странах. За этим и скрывается попытка Гитлера экономически связать с собою нейтралов и известную часть буржуазии, а контрмеры союзников бьют по этому. И многое другое. Я, как историк, обязан по каждому мелкому признаку гипотетически вскрывать пружину и механизм. Иначе зачем я учился? Одно ясно: моё коренное утверждение, что:
а) законом классовой и империалистической борьбы продолжают сегодня действовать так же, как и вчера;
б) дело идёт к революционному взрыву.
Отсюда: перелом во взаимоотношениях с союзниками наступает сейчас, ибо декабрьское наступление 42 года обрисовывает контуры победы. Следовательно, они сейчас больше заботятся о послевоенном устройстве, чем о разгроме Гитлера. Значит, призрак революции вновь занимает должную роль. По-видимому, оправдываются мои предположения, которые я высказал Малкину 23 июня 1941 года.
США готовят свою армию не к участию в мировой войне, а к моменту дележа добычи. США в конечном итоге окажутся нашим последним врагом.
Остаться бы живым, и тогда я раздраконил бы эту лицемерную страну.
Внешняя политика США от 1898 года до 1914 г. О так называемом нейтралитете США в 1-ю мировую войну. США и 2-я империалистическая война.
Вот эта программа. Ах, как хочется взяться за дело!
Дня за три до наступления в ротах и батареях проходили партийные и комсомольские собрания. Обсуждался один вопрос: задачи коммунистов и комсомольцев в бою.
86-й стрелковой дивизии при взаимодействии с юга 136-й дивизии была поставлена задача форсировать Неву и прорвать оборону противника на участке северная окраина Марьино, Преображенская гора блокировать и уничтожить противника в Шлиссельбурге (Петрокрепости) и соединиться с бойцами Волховского фронта.
12 января 1943 года.
Сегодня началась новая операция громадных масштабов, рассчитанная на снятие блокады. У всех полная уверенность в победе.
К утру 12 января в полосе наступления армии на фронте от Невской Дубровки до деревни Чёрная речка в первом эшелоне развернулись четыре стрелковые дивизии. Вся Нева от Московской Дубровки до Шлиссельбурга заполнилась атакующими. Наступление было столь стремительно, что уже через 15-20 минут после начала атаки первые эшелоны овладели немецкой траншеей, проходившей вдоль левого берега Невы. 136-я и 268-я стрелковые дивизии продвинулись в глубь до 3 км. 86-я стрелковая дивизия, наступавшая на Шлиссельбург, из-за сильного огня противника не смогла формировать Неву. Участок от Московской Дубровки до Шлиссельбурга был сильно укреплен железобетонными и бронированными огневыми точками. Подступы к переднему краю и скованная льдом река простреливались плотным пулеметным и артиллерийско-минометным огнем.
14 и 15 января полки вели упорные бои с целью окружения вражеского гарнизона в Шлиссельбурге. 86-я стрелковая дивизия, усиленная с 15 января батальоном 34-й лыжной бригады, продолжала бои за Шлиссельбург. Противник стремился во что бы то ни стало удержать в своих руках шлиссельбургско-синявинский выступ и не допустить соединения войск Волховского и Ленинградского фронтов.
17 января 86-я стрелковая дивизия, усиленная двумя батальонами 34-й лыжной бригады и батальоном 61-й танковой бригады, продолжала бои по освобождению центральных районов города.
18 января 330-й полк, взаимодействуя с 34-й лыжной бригадой, полностью овладел Шлиссельбургом.
19 января 1943 года. Сегодня тот день, о котором думали и мечтали больше года: в газетах появилось известие «В последний час» о прорыве блокады. Волховский фронт соединился с нами. Взят Шлиссельбург, Синявино, Подгорная. Теперь будут идти бои за Мгу, и тогда действительно блокада рухнет. Радость была огромная, но как всегда ожидаешь больше. Контуры победы становятся всё отчетливее.
МСБ переехал в Нижний поселок. В трех верстах от Шлиссельбурга разместились в бараке. Мы поместились в одном бараке с сортировкой. Здесь мужчины врачи, женщины, штаб, аптека и сортировка отделены друг от друга только плащпалатками. Полная какофония звуков. Ругается Руф, стонут больные, играет патефон в сортировке, телефонные разговоры штаба, распекание в нашем углу.
20 января части первого эшелона армии перешли в наступление, нанося главный удар в направлении Мустолово. Противник оказал наступавшим частям сильное огневой сопротивление. В результате боевых действий в период с 19 по 31 января прочно закрепили за собой занятый район, сорвали все попытки противника восстановить блокаду.
Самоотверженно работали наши врачи из 14 МСБ. Титов, Викторов, Ярцев, медсёстры Петрова, Кочеткова, Бовтубо, сандружинницы, санитары. Были дни, когда поток раненых шел непрерывно. В такое время врачи, фельдшеры, сестры и санитары изнемогали от усталости, но не прекращали своей работы, не отходили от перевязочных столов, а спокойно делали своё дело. Мы не видели, когда отдыхали они, днем и ночью были на ногах.
В первую очередь осматривали тяжелораненых, и прежде всего тех, которые имели ранение полости живота. Обычно врач Титов работал с операционной медсестрой В. Петровой. Он никогда не терялся, даже в самой сложной обстановке. Привезут раненого, он быстро осмотрит и ясно, чётко скажет, что надо делать. Нелегкий и опасный труд наших полковых медиков высоко оценило командование. Все они были награждены орденами и медалями.
31 января 1943 года. Сегодня 1-й эшелон снимается на новое место, во 2-й поселок на левом берегу. Неудачное место.
В начале февраля переехали в Шлиссельбург, разместились на Песочной улице в немецких землянках.
С 14 по 16 февраля был в Ленинграде. Почти никого не видел. Удручающая картина. Видел подрывающее моральный фундамент.
16 февраля — переезд на новое место, всего на полтора километра, разместились, известно, в немецких землянках — умеет всё-таки делать — развернулись широко, и вот снова сниматься.
22 февраля. Началась операция. Задача 86 с. д. выйти к реке Мга. В этот раз первым выступал (3/284 и 1/169 с. п.) 330 с. п. в резерве. При поддержке до 50 танков, пока неудача. Нас здесь время от времени обстреливают: ранило одного санитара. Конечно, во время обстрела лучше находиться в землянке. Интересно, выйдем ли отсюда живыми? Пока хочется прожить ещё один день, чтобы услышать доклад или приказ Сталина от 23 февраля 1943 г.
Продолжавшиеся в течение февраля и марта 1943 года на мгинском направлении наступательные действия наших войск успехом не увенчались.
После прекращения наступления установилось относительное затишье, продолжавшееся около месяца. Учитывая, что наступила весенняя распутица, ставка дала указ закрепиться на достигнутых рубежах. Весной и летом 1943 года всё-таки войска не прекращали боевых действий под Ленинградом. Синявинская операция — это каждый шаг надо было преодолевать ползком по торфяникам и болотам. В сентябре 1943 года снова начались бои в районе Синявино.
27 сентября 1943 года назначен агитатором 284 с. п. Прощай, МСБ, вспомним опять пехоту.
«Книга — оружие пропагандиста, он должен читать очень много. Читать первоисточники. Читать военную историю. Читать художественную литературу. Это его служебный долг».
Начал добиваться знания присяг наизусть. Командиры не видят в этом необходимости, говорят «достаточно понимать». В этом факте как в капле воды всё их отношение к дисциплине. Долго доказывал, почему присягу нужно знать наизусть. Очевидно, допустил ошибку, не объяснив это сразу.
14-15 октября.
Организовать дополнительные занятия с пропустившими политучебу. Проверить наличие и использования книг. Проверить работу с отстающими.
Недостаточно работаем с газетой и журналом.
Необходимо: наладить системную читку статей парт. характера партактиву. Статей об офицерской чести, этике, офицерам, а также сержантам. Использовать журналы.
План работы:
Беседы:
О Ленинграде, О жизни в тылу.
Разделы работы партийного плана:
Орг. работа (бюро, собрания). Работа с молодыми коммунистами. Агитационно-пропагандистская работа. Работа членов партбюро. Руководство комсом. организации.
Мои разделы:
Политинформация. Политзанятия. Работа с офицерским составом. Руководство партийной работой. Руководство комсомольской организацией. Стенгазета.
Держать курс:
Укрепление дисциплины. Авторитет командира. Боеспособность. Создание дружного коллектива.
Что такое цельность человека? Это органическая способность человека отдать всего себя одному делу, без раздумий, колебаний и сомнений. Это крупный шаг к цели, твердый и упрямый, сметающий мелочи, пробивающий камни.
10-11 января 1944 года переезд в район Ново-Саратовской. Устроились на чердаке. Клопы — главный бич. Предбоевое состояние. Донимают приезды-налеты высшего начальства, проверки, опросы, допросы — надоело до смерти, от одного этого в бой захочешь. К тому же у меня с п/о сложились самые скверные отношения. Я не высказываю должной покорности и почтения, а пожалуй, наоборот, излишне строптив. Ну ладно, бой должен разрядить обстановку.
14 января началось оживление на переднем крае, на исходные позиции подтянулись подразделения пехотинцев.
15 января. Ночь на исходном прошла довольно спокойно. С 7.00 начался периодический минометный обстрел, но жертв особых не было.
В 9.20 заговорила наша артиллерия, в 10.40 залп «катюш» — началась атака. Последовал довольно дружный бросок в атаку, заняли две линии траншей, немцы открыли сумасшедший огонь. Ночь на 16 января немцы контратаковали нас — мы отступили назад. Днем 16 января положение восстановили. К исходу 17 января главная полоса обороны врага была прорвана. В 22 часа поступил приказ развернуться и идти через Пулково. Бои на Пулковских высотах были тяжелыми, кровопролитными.
19 января наши подразделения овладели Красным селом, Ропшей, а через пять дней был освобожден город Пушкин.
26 января первый стрелковый батальон перерезал железную и шоссейную дороги Гатчина — Нарва.
27 января в Ленинграде произведен салют в честь полного снятия блокады.
В ночь с 30 на 31 января части дивизии по тонкому льду форсировали реку Лугу. Сосредоточились в нескольких населенных пунктах на западном берегу.
5 февраля 1944 года. Наутро снова в бой. Кончилось триумфальное шествие. На пути батальона, недалеко от деревни Ляды, фашисты, отходя, оставили сильный заслон. Пришлось развернуться в цепь и залечь. Заняли оборону, оторвались от тыла. Сидим без хлеба, главное, без боеприпасов. За рекой наступают немцы, отбиваться почти нечем. Правда, и у них, очевидно, со снарядами не густо. Может получиться скверно. Но вот военная психология. Я остался дома — только что пришел из 3-го батальона, обстрела временно нет. И я весел, или весел не часом, а минутой.
6 февраля 1944 года. 11.15. Сейчас паразит отбомбил нас. Бомбы легли в метрах 50-100, я был в избе. Глупо — спрятаться абсолютно некуда. Я закурил, будь что будет. Пока пронесло. Штаб разбомбило, много раненых. Ждем следующего налета, как куры — лису. Зениток нет, пулеметы не стреляют.
12 февраля. 67-я армия и 59-я овладели городом Луга. Потеряв Лугу, немцы начали отступать к Пскову.
23 февраля. 284-й стрелковый полк 86-й стрелковой дивизии овладел населенным пунктом Струги Красные, а на следующий день совхозом «Авангард».
26 февраля после упорных боев 330-му стрелковому полку удалось освободить Новоселье. Дивизия развивала наступление, минуя Псков, на Эстонию. Впереди большая водная преграда — река Великая.
284-й стрелковый полк вел тяжелый бой на подступах к реке Великой. Развить успех дивизия не смогла. Приостановилось продвижение всего фронта. После длительного зимнего наступления от Ленинграда до Пскова необходима была пауза. При отступлении гитлеровцы взрывали дороги, мосты, сжигали деревни, в руины превращали города. Советских людей уводили в плен или убивали. Убивали детей, женщин, стариков. Под впечатлением увиденного написал поэму «Спеши, солдат».
Бои мы вели днем и ночью, как только настигали противника, стремясь зайти ему то с флангов, то с тыла, то с головы колонны. Несколько раз нам приходилось прорывать сильные узлы обороны противника, окружать врага, самим драться в окружении.
Большую роль играла политработа, которую вели командиры, замполиты, парторги и комсорги.
В марте — апреле была проведена наступательная операция в районе Пскова.
15 апреля опять попали в мешок. Шансов дожить хотя бы до исхода дня нет. Ну что же. Прощай, жизнь, прощай, не начатая книга «История США!» Прощай, Варенька!
Варенька, жить хочется!
Сейчас нас бомбят. Первый раз отделались хорошо. Второй раз в землянку что-то попало, едкий дым чуть не ослепил и не задушил. «Фу, пронесло», — сказал я контуженному Фёдорову. Но Фёдоров лежал уже с пробитой головой, а у входа раздавались дикие стоны и плач. Вот она, война. В 4 метрах загорелся склад боеприпасов., засвистели пули, начали рваться мины.
17 июля 1944 года. К записной книжке обращаюсь лишь в критические случаи. Сегодня снова будем наступать. Уже на исходных позициях.
В ходе наступления прорвали оборону противника и овладели мощными узлами обороны немцев на подступах к Прибалтике — Псковом и Островом. Немцы удирают, а мы их преследуем. Вечером в деревне Церковнино нас догнал МСБ. Ночью полк форсировал реки Великая и Струлица.
30 июля 1944 года. Перешли эстонскую границу. Первое мое заграничное путешествие. Эстонские пейзажи — разительное влияние социального строя.
Противник всеми силами старался удержаться в Прибалтике. Первый батальон 284 стрелкового полка преследовал отходящего врага. Дорога была нелегкой. Под ногами чавкала грязь. Шли на ощупь. Промокшая одежда прилипала к телу. Всем хотелось спать.
13 августа батальон занял населенный пункт, прикрывая дорогу на поселок Пылва. Но нам приказали отойти в интересах дивизии. Около девяти часов утра начался отход. 15 августа с рассветом вместе с другими подразделениями форсировали реку и прочно закрепились на подступах к поселку Пылва. В ночь на 16 августа дивизия овладела поселком.
Почти двое суток наш 330-й стрелковый полк 86 стрелковой дивизии пробирался лесами и болотами во фланг противника. Была поставлена задача перерезать шоссейную дорогу, по которой фашисты отводили свои войска к Тарту. Наш полк, обогнув безымянное озерко и пройдя лес, перерезал шоссейную дорогу и занял оборону. Немцы пошли в атаку, предполагая, что здесь случайная группа советских войск. Первую атаку мы отбили. Фашисты, решив разведать наши силы, бросили на нас до батальона пехоты, через густой лесной массив в тыл нашего полка. Завязался горячий бой. В отражении контратак принимал участие весь личный состав спецподразделений, тылов и управление штаба полка. Атака следовала за атакой. В пулеметах закипала вода, не успевали остывать пушки.
К рассвету следующего дня подошел 169 стрелковый полк нашей дивизии, который сменил наши боевые порядки.
С 24 по 25 августа шли бои за город Тарту. Это были тяжёлые бои. Враг цеплялся за каждый дом, за каждую улицу.
За освобождение города нашей дивизии было присвоено звание Тартусской.
25 августа перерезали железную дорогу Тарту — Валга.
25 августа 1944 г. Тарту.
События развиваются стремительно. Союзники освободили не менее половины Франции. За 10 дней, с 15 по 25 августа, взяты гор. Ницца, Марсель, Талон, Бордо, Тулуза. Сам Париж, достигнута швейцарская граница. У немцев явно не хватает резервов для войны на два фронта.
А Румыния, похоже на то, что она серьезно собралась выйти из войны.
26, 29 и 2 сентября все подразделения получили директивы, чтобы все перешли к жесткой обороне. Осенью наши войска в Прибалтике перегруппировывались и пополнялись.
Боевые действия в Прибалтике почти не затихали. Ленинградский фронт не смог сломить лобовым ударом фашистскую оборону на реке Нарва. Для усиления Ленинградского фронта прибыли два стрелковых корпуса.
14 сентября войска перешли в наступление. Из района Тарту в общем направлении на Таллин перешла в наступление вся наша 2-я ударная армия.
20 сентября две армии Ленинградского фронта встретились и начали преследовать противника в западном и юго-западном направлениях. 22 сентября Таллин был освобожден.
26 сентября 1944 г. день провели в Латвии в городке Залисбург.
27-го тронулись обратно в Тарту, оттуда куда-то на поезде, и вот гадаем, куда — в Польшу, Югославию, Румынию? Я лично думаю, что в Восточную Пруссию. Вот горизонты. Раньше метались от Ново-Саратовки до Дубровки, а теперь из страны в страну. Нас погрузили в эшелон. Не слышно было ни разрывов бомб и снарядов, ни свиста пуль над головами. Не часто на фронте доводится жить — никто тебя не поднимает, никто не тревожит. Мы так привыкли жить в постоянном напряжении, что посчитали за счастье поездку в простом вагоне.
2 января 1945 г. Сегодня уезжали воевать. С 22 октября жили в Польше. Я жил в очень хорошей комнате. Мое место у большой белой, вечно теплой печки — буду долго помнить. Я пользовался в это время наибольшей свободой действий. Спал сполна по-домашнему. Хозяева постепенно привыкали к нам, и сейчас обе молодые девушки — Катя и Юзя — горько плачут. И Рождество и Новый год встречали у них. Я прослыл здесь лучшим танцором. Моя слава прокатилась по окружным деревням. И в Новый год я чуть не поссорился с Варей, не хотевшей танцевать со мной. Итак, в путь, опять морозы и вечная смерть над головой.
21 января 1945 г. Сегодня вступили в Вост. Пруссию. Вот она, проклятая земля. Ровные дороги, аккуратные каменные кирпичные домики под черепичными крышами: населения нет. Оно в панике бежало. Психоз трофеев овладел всеми. На спиртзаводе — 17 бочек спирта. Пьяные солдаты идут, наплевать на все. Пьяные шофера сталкиваются, пробки.
25 января 1945 г. Наш с. к. дошел до реки Ногат.
26 января 1945 г. силы нашей армии взяли Мариенбург и Толькелят, выйдя к морю. Кольцо замкнулось, и мы та западная стенка прусского котла, о которую будут ударяться 30 п. д. и 6 т. д., которые варятся в этом котле. Немецкая тактика известна — создавать ударную группировку извне и группу прорыва изнутри. Эти удары должны пасть на нас, именно на наш 116 с. к., между Мариенбургом и Эльбингом. Тех могучих сил, что рекой влились в горловину прорыва, нет, река распалась на отдельные ручейки. У артиллерии к тому же весьма немногочисленный 0,3 — 0,5 б. к. Подвоза пока нет, как нет гарантии, что немцы не ворвутся на наши коммуникации. Тыл вообще под большой угрозой, не в пользу и разложившая в известной мере «прогулка» по В. Пруссии. Многие до сих пор беспечны, а беспечность родная сестра паники. Это минусы.
Наши оптим.
Идет общее наступление, могут ли немцы многое бросить Обхватывающее наступление. 1-й б. фр. По зап. бер. р. Висла. Предусмотрительность нашего командования.
Пока спокойно. Но это затишье перед бурей. Сегодняшние бомбежки — ласточки этой бури.
Машина МСБ, а на ней Варя, где-то отстала на несколько дней. Боюсь за Варю.
К исходу 2 февраля армия подошла к городу Эльбинг. На подступах к городу бои носили упорный характер.
3 февраля соединения 226-го стрелкового корпуса с юга и юго-запада, соединение 98-го стрелкового корпуса с юго-востока и севера блокировали город и полностью окружили его гарнизон.
10 февраля Эльбинг взят, вернее то, что от него осталось.
Теперь на нашем пути оказалась крепость Грауденц. После взятия крепости все наши помыслы были направлены на Данциг. Противник отчаянно сопротивлялся, нередко переходил в контратаки и каждый километр давался дорогой ценой. Противник предпринимал все, чтобы удержать город.
27 марта прорвали укрепления и завязали бои на окраине Данцига.
30 марта после ожесточенных и кровопролитных боев овладели городом и портом Данциг. После завершения боев за Данциг и Гдыню войска совершили 500-километровый марш, вышли в Западную Померанию.
Мы уже знали, что войска маршала Г.К. Жукова ведут бои в предместьях Берлина.
1 мая 1945 года. Мы уже целый месяц не воевали. События развиваются быстро. Конец войны явно близок. Сейчас получил боевую задачу. Задача очень трудная: нужно форсировать пролив Штральзунд — Дерфорвасер. Противник упорно держит остров Рюген, хотя и отрезан, артиллерия долбит своя, и никакой другой техники. Первый батальон идет форсировать, в котором сейчас нахожусь и я. Обидно, конечно, что если угробят в последний день, но шансов на это немало. Ну что ж: все, что можно на войне увидеть, я уже увидел, можно и ноги протягивать. В самый последний момент меня отозвали в штаб.
6 мая заняли остров Рюген.
8 мая утром узнали об окончании войны.
По истечении многих лет я не перестаю думать над тем, откуда брались силы у наших людей. Известно, что наступающая сторона должна иметь превосходство и в людях, и в технике. В то время каждый наш батальон по численности своей был меньше роты. Можно сказать, что один солдат сражался с врагом за десятерых. Наша дивизия во время Восточно-Померанской операции насчитывала всего по 4-5 тыс. человек. Люди были утомлены предшествующими боями. И всё же одолели фашистов. Для того, чтобы было понятно, боевой путь 86 дивизии, впоследствии Тартусской. Пишу чёткий путь её прохождения.
Дивизия прошла боевой героический путь. Она участвовала в первых боях на подступах к Ленинграду, вела ожесточенные бои в районе Усть-Тосны, на легендарном «Невском пятачке» в прорыве блокады, взятии г. Шлиссельбурга (г. Петрокрепость) и полной ликвидации блокады Ленинграда.
В дни окончательного разгрома фашистов под Ленинградом дивизия вела наступательные бои. За время с 15 января по 18 апреля 1944 года дивизия прошла с боями более 450 км, освободив от фашистов свыше 800 населенных пунктов Ленинградской и Псковской областей, среди которых были ст. Войсковицы, райцентры Осьмино, Ляды, Струги Красные и много других.
В июне 1944 г. 86-я перешла границу Эстонии и вела бои за её освобождение от немецко-фашистских захватчиков. Освободила Пестери, Пылва и другие населенные пункты.
25 августа 1944 года дивизия штурмом освободила город Тарту. Приказом Верховного Главнокомандующего ей было присвоено почетное наименование «Тартусской».
С января 1945 г. 86-я т. с. д. сражалась на территории Польши, участвовала в штурме и взятии города Эльбинг, в боях за город Данциг на территории врага.
3 мая 1945 г. дивизия в составе 116-го стрелкового корпуса 2-й ударной армии 2-го Белорусского фронта овладела немецким городом Свенемюнде и на этом закончила свой боевой путь.
А теперь — о личном.
15 января 1943 г.
Итак, Варя Петрова мне нравится. Но, пожалуй, здесь другое. Просто полтора года без девушки, хотя бы товарища. Но опять тот же вопрос. Имею ли я право как политруководитель ухаживать за девушкой? Я поставил этот вопрос перед собой. И я решил его практически положительно. Я не могу больше быть требовательным, ибо я сам нарушил дисциплину. Я кричал на собраниях, надо забыть о личных интересах, и вот, «здрасте», что делаю сам. Я гулял с нею после отбоя, чем остальные хуже меня и её? Чувствую, как должно падать уважение ко мне, а что такое это невесомое неощутимое уважение? А с другой стороны, кудрявая русая головка. Здесь есть и другое соображение. Леры (друг и любовь по университету) это нисколько не касается. Я не хочу и не могу ни бросить её, ни изменять ей. Значит, это просто так, интрижка, которую я всегда избегал. А теперь — операция, и, может быть, в это горячее время думаю и занимаюсь этим.
И это после моих речей. Ай-я-я… стыд. К тому, что у нас очень хорошие, чисто товарищеские отношения. Первые тонкие намеки дружбы-симпатии. А товарищ так нужен. Вот проблема. Нет у меня сейчас внутренней убежденности в необходимости вновь забраться на пьедестал недоступности и корчить сверхчеловека. Взять себя в руки могу.
15 мая 1944 г.
Хорошего друга тяжело терять. Не тогда, а только сегодня, и не от меня, по существу, это исходило, а потому, что её чувство изменилось. Но за этот год я ей глубоко благодарен.
16 сентября 1944 г.
«И он взглянул на место
Могилы своей любви…»
Так думал я словами Гейне, уходя вчера из МСБ. Сегодня стало ясно то, что было непонятно вчера. Я не сержусь и никого не обвиняю, кроме себя. Ведь сердцу твоему не прикажешь. Поступай же так, как подскажет тебе сердце.
Это эпитафия на могиле моей любви. Варенька, я тебя любил не так мучительно остро, как прежних, но больше всех счастья принесла ты. О тебе у меня навсегда останется самое чистое, светлое воспоминание. Ты не виновата в том, что принесла любовь ко мне, которая целиком заполнила тебя, делала робкой, начала постепенно исчезать. С июля я заметил эту перемену. Что же мне ждать, когда мой приход, который раньше приносил тебе яркую радость, теперь ты встречаешь всё более равнодушно. Что же мне ждать, когда она принесет тебе одни раздражения. Позавчера я беседовал с ней вполне откровенно. Я вынужден был привести ряд мелких фактов, говорящих об изменении отношений. «Да, я стала не так внимательна к вам, — призналась она. Может быть, я просто только привыкла. Но мне кажется, что я отношусь к вам по-прежнему». Её врожденная честность не позволила ей употребить слово «любовь». Ибо она чувствовала, что её-то по существу нет.
Мы провели остаток вечера очень дружно. В цепи моих наблюдений не хватало одного звена. Вчера я случайно увидел её в разговоре с одним молодым человеком. Я полагаю, что моя обостренная интуиция в этом отношении не подвела меня. Она смутилась и сказала, что сейчас придёт. Ей было неудобно отойти сразу, из-за боязни оскорбить этого человека. Раньше она не задумывалась, бросала разговор с каждым и спешила навстречу мне.
Недостающее звено нашлось. Что мне было делать? Бороться за неё? Нет, я еще прежний Левинтов. Если я чувствую, что я становлюсь лишним хотя на 1/100, я ухожу. Если даже я люблю её больше жизни, я готов лишиться жизни. Но не стал бы навязываться. Я написал ей записку, последнее «прости», и потихоньку ушёл, последний раз взглянул на могилу моей любви.
Будь счастлива, Варенька, ты достойна его. Я, очевидно, найду другую, может, прежнюю, умнее тебя, но лучше тебя мне не найти. Прощай, милая Варенька. Я глубоко благодарен тебе за нашу дружбу.
12 марта 1945 года.
Сегодня получил письмо от Леры. Она вышла замуж за Васейберга. Целая эпоха в моей жизни закончилась. Пусто в душе, как никогда. Там оборвалась какая-то пружина.
16 марта 1945 года.
Какая-то небывалая ранее апатия. Никакого желания работать. Думается, что Лера изрядно подорвала мои силы. Оказывается, все это время мысль о ней была вечным стимулом для работы над собой. Бессознательно я все это время равнялся на неё, а когда замечал, что изменяюсь к худшему, то рассчитывал, хватит ли у меня сил исправиться по возвращению к ней.
Да, эта апатия безразлично сглаживает остроту и силу удара, и это тоже очень печально. Неужели мои моральные силы, духовное бродило, иссякает. Надо взять себя в руки. Обвинить её не в чем. А кому же все-таки теперь верить: ведь и себе я верить полностью не могу.
22 марта 1945 года.
Совершенно очевидно, что счастливым я никогда не буду, как никогда не буду спокойным. Можно признаться теперь, что вечным источником моего недовольства будет противоречие между тем, чем я хочу быть, и чем я могу быть. Не хочется прожить жизнь, не оставив в ней своего следа.
Серьезное испытание для меня. Лера вышла замуж. А Варя?
Из дневника Петровой В.А. (Левинтовой)
29 декабря 1942 г.
Сегодня к нам заходил политрук Н. Левинтов. Ко мне относится хорошо. Мне с ним приятно разговаривать, я его уважаю. Неужели он мне нравится? Может быть, и да.
5 января 1943 г.
Катались на лыжах во главе с политруком. Мне нравилось, что он был с нами. Я не уверена, нравлюсь ли я Николаю Г. Л. или нет? Я думаю, что немножко да. Он мне нравится, как ни странно. С ним так незаметно проходит время.
12 февраля 1943 г.
Давно ничего не писала. Когда оставались в Березовке, ужасно скучала по Николаю. Он мне серьезно нравится. Многие удивлены, много говорят об этом. Мне ровным счетом наплевать на это. сейчас мне тяжело. У нас с ним были хорошие дни в Березовке и в Нижнем поселке. Мне интересно с ним дружить. Меня к нему тянет. Но все, абсолютно все настроены против этой дружбы.
Не знаю, тянет ли его ко мне, но я теперь уже определенно увлечена. Резкость его мне нравится и параллельно с ней его ласковость.
23 мая 1943 г.
Вот теперь я могу твердо сказать, что я люблю Николая Г. Ревную его безбожно во всем и больше всех к его Лере. Я уже сейчас представляю себе, как по окончании войны он мне скажет: «Ну вот, Варенька, спасибо вам за все хорошее, но теперь мы должны расстаться». Нет, нет, я не хочу, чтобы так было. Не хочу, не хочу! Нашей дружбе уже 5 месяцев. Я ему нравлюсь, может быть, не всегда, так это конечно. Но интересно, питает ли он большие чувства ко мне? Я ему почему-то верю, как за последнее время не верила ни одному мужчине.
30 июня 1943 г.
Настроение ужасное почему-то. По многим причинам. Во-первых, страдаю от своей привязанности к Николаю. Как мне трудно бывает сдерживать себя, чтобы не зайти к нему. Я его люблю, люблю так, как ещё никого не любила. Меня мучают мысли, что он мне тем же платить не может. Я ведь такой профан, не читаю газет, сейчас совсем н читаю книг и вообще перестала следить за собой. Как я ревную его к Лере! Он, конечно, не может поменять её на такую, как я от этой глупой ревности у меня часто бывает гадкое настроение. Ведь я ему совершенно не нужна, а иногда, может быть, даже мешаю. Но что я могу поделать с собой, если меня туда тянет? Тянет, как в самую опасную (для меня) трясину. Я же потом буду жутко переживать. Сейчас еще мне портит настроение мое старшинство. Они все думают, что я ничего не делаю по хозяйству. Но я, когда выхожу из операционной, даже не вижу ничего, что творится кругом.
2 июля 1943 г.
Как резко сегодня ощущается окружающая обстановка, а именно - война. Ранило Бориса Назарова. Он в тяжелом состоянии. Я знаю, многие тяжело переживают эту неприятность. Я пришивала простыни в операционной, настроение тяжелое, угнетенное и серьезное. На миг я себе представила, что на столе вместо Бориса лежит Николай Левинтов. Нет, нет и нет! Я не хочу этого! У меня даже мороз по коже пробежал от такой ужасной мысли. Мне захотелось немедленно побежать к нему. Боже мой, вот какая я дура, я так сейчас переживаю за свои мысли. Это лишний раз подтверждает, что я его люблю. Очевидно, очень тяжело Вере Бавтуто за Бориса, она переживает, ведь она его сильно любит. Вместе с плохими чертами характера у Веры есть очень хорошие ценные черты!
6 июля 1943 г.
Мое чутье меня не обмануло. Не зря я ревновала и ревную Николая к Лере. Он её любит в тысячу раз больше, чем меня. Господи, как хорошо, что мы с ним не живем. Мне будет легче потом его забыть, меня не будет угнетать мысль, что на время войны я ему была нужна только как женщина. Мне сегодня очень тяжело, но это, я думаю, пройдет, пока оставим все по-прежнему, а дальше видно будет. Да, я думаю, что у меня хватит силы воли взять себя в руки и после войны.
15 августа 1943 г.
Я мучаюсь ужасно, но что я могу сделать, если я его люблю серьезно. Не в моей натуре к таким вещам относиться легко. Может быть, права Вера Бавтуто, говоря, что потом я буду жалеть об этом. Может быть, буду жалеть. Она меня уверяет, что он меня не любит, так зачем я так привязалась к нему и не пользуюсь возможностями флиртовать с другими? Нет, конечно, я не могу так делать! Какое я имею право не верить ему? Ведь он от меня не скрыл о Лере. Я иногда ругаю себя, что я так поступаю, а когда приду к нему, у меня все буквально пропадает. Он ко мне прекрасно относится. Мучает меня одна ужасная мысль, что все это не прочно и что все это только на время войны. Как это ужасно. Лучше было бы не увлекаться, не относиться к нему так серьезно?
И действительно, разве может он сравнить меня и Леру? Я такая невежда по сравнению с ней. Она из интеллигентной семьи, умница, развита всесторонне и интересная. А что я? Какая-то фельдшерица, медсестра, которая двух слов не умеет связать и краснеет при любом замечании. Безусловно, я не выдержу никакой критики.
Ну что ж, впредь тебе наука, т. лейтенант, не суй свой нос в чужой вопрос.
Плохо то, что я уже очень серьезно к нему привязалась, что люблю его сильно. Я же безбожно скучала, пока он был в командировке в Ленинграде.
25 августа 1943 г.
Что делать? Что делать? Я в ужасном положении. Не знаю, как себя вести! Как поступать, зная, что человек тебя не любит, а просто ты заменяешь ему кого-то? Я в таком дурацком положении ещё никогда не была, так унижать себя, верить, быть очень преданной ему одному и вдруг в одну секунду вся вера, всё, всё оскорблено. Уверенность в его отношении ко мне сильно пошатнулась. Ведь только одно слово, и что оно наделало? Все, все пошло кувырком. И как я могла хоть на одну минуту поверить, верить и даже иногда думать о большем, зная, что он любит девушку, любит сильно и постоянно думает о ней. Вот к чему приводит мое легкомыслие и доверчивость. Да, он сам говорил, что я недоверчивая, как же после этого быть доверчивой? Очень плохо, что я не так легко смотрю на жизнь, как некоторые наши девушки.
23 сентября 1943 г.
Я во многом изменилась. Теперь я перестала обижаться на него так часто. Вернее. Я обижаюсь на него и сейчас, но не показываю вида, сдерживаю себя. Была крупная неприятность, но сейчас все обошлось благополучно. С 10 по 21-ое чувствовала себя отвратительно. Настроение неважное. Все забываю иногда, когда прихожу в землянку к Николаю.
30 сентября 1943 г.
Скучаю, скучаю безбожно. Все кругом - землянка, занятия, красный уголок, буквально все напоминает о нем. вчера вечером я особенно чувствовала его отсутствие. Сегодня, конечно, не выдержала и утром ушла к нему. Вот не повезло, одно несчастье кончилось, а другое как снег на голову свалилось. Нового замполита ненавижу, да где ему тянуться до Николая. Вот сегодня послушала его первую лекцию, и откуда берутся такие болтуны? Завтра утром должна опять увидеть своего Колю. Они будут где-то недалеко от нас на ученье со своим полком.
Цифра 284 теперь всегда привлекает мое внимание. С нею что-то звучит родное, там остаются мои мысли вечерами. Как бы было хорошо, если бы я была с ним там.
5 октября 1943 г.
Хандрю безбожно. Все мысли в 284 с/п. Николай из головы не выходит, его не достает, моего славного хорошего Кольки. Ведь только вчера он заходил, но лишь на одну минутку. Лера прислала ему своё фото, которое он мне показал. Она очень хорошенькая девушка. Я снова ужасно расстроилась, хожу и мучаюсь, что он ко мне относится совершенно безразлично, я не могу ему понравиться и даже наверно надоедаю ему иногда. Разве может он меня любить по-настоящему? Конечно, нет. Но все равно я его люблю, скучаю и хочу видеть каждую минуту. Я ещё ни к кому не питала таких чувств, как к нему. Когда же я его увижу, своего милого ершика?
13 октября 1943 г.
На днях должны уехать из района Озерков. Очевидно, начнется работа. Колю буду видеть реже, а может быть, некоторый период времени совсем не буду видеть. Нехорошо! Я все дни неспокойна. Что будет с ним? А может быть, всё. Я еще не испытывала такого чувства беспокойства ни за кого. Милый, любимый, береги себя, но я знаю тебя, тебе всегда надо показать пример во всем, даже в бою. Ты должен жить, быть жив даже для своей науки, о которой мечтаешь всю войну.
И в заключение о самом главном.
На фронте, в 1943 г., я женился на замечательном человеке, лейтенанте медицинской службы Варваре Александровне Петровой, в дальнейшем заслуженный врач РСФСР. Только благодаря её неустанным заботам и спорту, который был моим самым сильным увлечением всю жизнь, я справился с последствиями ранений и контузии и с многочисленными болезнями и сохранил работоспособность. Мы прожили вместе почти 50 лет.
Война закончилась, но приказа о моей демобилизации все не было. А я рвался в родные стены университета, надеялся продолжить научную работу об Америке, которую начал до войны. Сколько бы я ни подавал рапорта о демобилизации, они не были приняты во внимание.
Первого сентября 1945 года на имя генерал-лейтенанта Пупышева было отправлено ходатайство из Ленинградского государственного университета проф. А.А. Вознесенским о моей демобилизации и откомандировании в его распоряжение для зачисления в аспирантуру.
Четвертого сентября 1945 года попал в МСЧ с диагнозом остаточное явление после контузии.
Нервы, нервы, где мое спокойствие, когда ходили в атаку, когда хоронил своих друзей, а сейчас никак не справиться с нервами. Вспоминаю эпизоды военных лет, и слезы льются ручьем, стали трястись руки. Опять надо ложиться в госпиталь. Четыре раза ранен, дважды контужен, беспокоят осколки в спине. Нет, надо окончательно обследоваться.
По окончании войны, в августе 1945 г., был назначен начальником дивизионной партийной школы. С этой должности демобилизован в сентябре 1946 года по болезни, как инвалид Отечественной войны II группы.
Война была моим третьим университетом. Она научила меня не жалеть жизни ради страны, Родины, когда ей грозит смертельная опасность, и ценить жизнь, чтобы ее бесполезно не растрачивать.
|
